— Конечно, мне об этом было известно. Но комментировать что-то и погружаться в эту тему я не хочу, это наше семейное, личное. Тема для меня болезненная, — говорит Ирина. — Если кому-то был интересен этот момент, то меня бы, наверное, вызвали в суд, допросили раньше. Потому что, кроме меня, на данный вопрос никто не мог дать ответа. Я сама бы все прояснила, но к процессу меня не допустили. Вероятно, ранее это не имело значения. А рассказывать сейчас про Сережины болезни я не хочу.
— Захаров жаловался на самочувствие?
— Мой ответ что-то изменит? Кому это теперь надо? Раньше нужно было спрашивать меня о таких вещах. И не журналистам, а тем, кто расследовал дело.
— Возможно этот момент что-то изменит в деле?
— Мало им было, что на апелляции подняли тему отсутствующего ремня безопасности, теперь еще к болезням Сережи решили придраться. Кому какое дело, что беспокоило Сергея. Могу лишь сказать, что в врачам он ходил регулярно. Последний раз был в апреле, у него обострился гастрит. Тогда посетил терапевта, сделал ЭКГ. Я посадила его на диету. С собой на работу давала детское питание, кашки, банан, чтобы какой-то перекус был.
— В любом случае тему сейчас начнут поднимать.
— А зачем? Что это даст? Знаете, у меня и так сегодня тяжёлый день, завтра будет ровно полгода, как нет Сережика. Тут еще эта информация всплывает. Вот так расследовали дело, что толком ничего не установили, а теперь решили ворошить все это. Я ведь неоднократно просила допросить меня по делу, а теперь ничего не хочу.
— Допускаете, что адвокаты добьются пересмотра приговора?
— За счет чего? Что, Сергей был невменяем за рулем?
— Еще хотела вас спросить про письмо Ефремова, которое он написал официальной жене Захарова. Актер просил у нее прощения. Вам ничего не писал?
— Мне ничего не писал.
— Может, он так и не понял, кто на самом деле являлся близким человеком Сергея.
— Возможно, он даже не разобрался. Хотя должен был. Я когда смотрю на все, что происходит, не понимаю, а чего он боится? Сереже суждено было умереть, Ефремову выпал лучший шанс, он живой, дышит. Или он боится, что станет невостребованным? Хотя не удивлюсь, если после тюрьмы ему еще красную дорожку постелют, он мемуары напишет, что сидел невинно пострадавший. Ну да бог ему судья.
