— Михаил, сколько вы видели суицидентов (суицидент — человек, обнаруживающий любые формы суицидальных проявлений, в том числе совершивший суицидальную попытку или самоубийств – прим.автора)?
— Не считал, это несколько сотен точно. И не просто видел, я еще вел долгие беседы с этими выжившими…
У нас в России есть регионы (к примеру, Сибирь и Дальний Восток), в которых суицидов в 30 раз больше, чем в других. А есть такие, где трагичные случаи вообще едва ли не единичны (скажем, Дагестан, Ингушетия). Выходит, все это во многом связано с вероисповеданием и традиционными ценностями.
Знаете, что самое интересное? Ни в одной стране мира, ни в одну историческую эпоху не было такого, чтобы обошлось вообще без суицидов. То есть они были, есть и будут. Но их количество действительно можно сократить. А сделать это можно в зависимости от ситуации медицинскими методами или изменив мировоззрение.
Данные основателя советской суицидологической школы, великой Айны Амбрумовой говорят о том, что примерно 20 процентов самоубийств совершают психически больные. С ними должны заниматься психиатры, а не психологи.
Еще 15-20 процентов суицидов совершается в аффекте. И никто не может предсказать, как и где случится трагедия.
Остается еще около 60 процентов — это как раз люди, с которыми нужно работать. Часто у них высокий уровень притязаний, они эгоистичные, инфантильные и безответственные. Им лучше убежать от сложных жизненных обстоятельств, чем пытаться с ними бороться. Ну и обычно у них в голове мировоззренческая каша — не понятны ни цели, ни смыслы.
— Выходит, 60 процентов людей с суицидальными мыслями можно спасти?
— Если помочь им найти опору в виде жизненный ценностей.
Интересно, что если суицид совершает взрослый человек, то обычно никому нет дела до этого кроме близких, соседей и коллег по работе. Исключения — армия, силовые структуры или места лишения свободы.
— Эти институты особенно волнуют общество. Остановимся на тюрьмах. В 2020 году там было больше случаев?
— Вообще всегда в тюрьме суицидов было больше в два раза, чем на свободе. Это объяснимо – люди в неволе испытывают сильный стресс. Среди заключенных больше психически неуравновешенных, просто тяжелых больных. Считается, что суицид — это агрессия на себя или на другого, и в свете этого нечего удивляться, что за решеткой больше агрессии.
Тюремная статистика разделяет суициды в СИЗО и в колониях. По следственным изоляторам, к сожалению, видим, что в 2020-ом году действительно был небольшой рост — 108 (для сравнения в 2019-ом — 91). А вот по колониям наблюдали пусть незначительное, но сокращение — 173 (а предыдущем 183).
— Как это связано с коронавирусом?
— Вообще в условиях ЧС, когда надо выживать, суицидов должно становится меньше. Но что происходило с людьми на самоизоляции, на «удаленке»? Алкоголь, компьютерные игры. Многократно больше было разводов. Увеличились страхи, неврозы, депрессии. Все это, безусловно, дало прирост и по суицидам.
— Особенно тяжело людям в СИЗО, где из-за введенных ограничений не было ни свиданий, ни передачек. Может, потому и не выдерживали многие?
— Не думаю, что это сильно повлияло, хотя, конечно, в каких-то (единичных) случаях остаться без поддержки близких было равносильно смерти.
— Видела в СИЗО людей, которые просто морально не были готовы к этому. Если бы психологи вовремя им помогли, они бы, возможно, выжили.
— Часть суицидов, как я говорил, совершается в состоянии аффекта, который практически нельзя профилактировать. Тут психологи вообще не виноваты, они не волшебники, не чародеи, они не видят людей насквозь.
Тюремных психологов иногда наказывают за суициды заключённых. Но что они могут сделать, если человек не просил и не хотел их помощи? Проводить тесты и опросы? Они, на мой взгляд, далеко не всегда смогут выявить склонность к самоубийству. К тому же, как я говорил, есть арестанты-суициденты, которым нужен не психолог, а психиатр. Существует ряд психических заболеваний, при которых нам известна только одна возможность помощи — фармакотерапия. И да, психиатров не хватает. И тут нужно еще очень активное сотрудничество психологов и оперативных служб по выявлению таких психически больных, которым нужна помощь, и направление их в специализированные клиники.
— В одном из московских СИЗО был в прошлом году случай: заключенного избили сокамерники, после чего дежуривший сотрудник СИЗО поместил его на ночь в «одиночку», где тот и покончил с собой. Если бы надзиратель не оставлял его одного и еще оповестил об инциденте психологов, трагедии можно было бы избежать.
— Эта истории про то, что каждый сотрудник должен знать — какая ситуация потенциально опасная и как правильно действовать, чтобы предотвратить. Но совсем не факт, что этот человек остался бы жить. Если бы в следующий раз возник такой же конфликт или кризис, то вполне возможно этот человек довел бы тогда до конца. Ведь невозможно каждого «упаковать в поролон».
— Другой пример – психологи нам жалуются, что слишком много стало заключенных с формальными «полосами» (в личное дело ставиться отметка, что склонен к суициду), и им не хватает времени заниматься теми, кто действительно нуждается в их помощи.
— Это реальная проблема, на которую мы тоже обращаем внимание руководства учреждений. Если у заключенного шрам (или даже несколько) от порезов на руке или шеи – надо подходить индивидуально к каждому случаю, а не формально. Не пытаться вписать в рамки. Потому как к эти полосам и шрамам может приводить и простое демонстративно-шантажное поведение.
— И все-таки – как сократить число суицидов за решеткой?
— Единственный вариант — это совместная работа психологов и сотрудников учреждений по формированию негативного отношения к суицидам. Как я сказал, самое лучшее в профилактике менять мировоззрение на традиционное отношение к жизни. Мы, кстати, подготовили список фильмов и книг, которые помогут заключённым в этом. Скоро (после одобрения руководством ФСИН) сможем разослать список по учреждениям.
Нужна более активная деятельность священников всех традиционных конфессий. Ибо духовное состояние не менее важно, чем физическое. Ведь очевидно, что по-настоящему верующий человек никогда не совершит суицид.
А мы сейчас что наблюдаем? Из-за введённых ограничений священники не могут попасть в учреждение. Роспотребнадзор доводит это до абсурда. В одной колонии батюшку пустили на Рождество, но не дали проводить службы в храме, поскольку там невозможно соблюсти социальную дистанцию в 1,5 метра (в итоге он в столовой провел). Но ведь в этой же колонии осуждённые спят на двухъярусных кроватях, которые вплотную стоят друг к другу — почему там не обращают внимание на дистанцию?
— В отделении интенсивной терапии больницы «Матросской тишины» видела молодого красивого парня, который после попытки суицида перенес гипоксию, инфаркт головного мозга. У него отказала одна сторона туловища, дышит через трубку…
— По статистике ВОЗ, из 20 самоубийц достигает цели лишь один. Вероятность стать инвалидом после попытки в десятки раз выше, чем вероятность умереть.
— Правда, что сотрудники ФСИН совершают суициды почти так же часто, как заключенные?
— Нет, немного реже. И кстати, есть очень хорошая новость: число суицидов среди личного состава учреждений ФСИН сократилось в прошлом году с 306 до 217. Я считаю, что это потому, что большая работа проделана воспитателями и психологами.
Психолог Виктор Франкл, которому выпала тяжкая доля пройти через несколько концлагерей во время Второй мировой войны, написал книгу «Сказать жизни «Да!». В ней он рассказал, почему одни при равных условиях выживали, а другие нет. Так вот находили в себе силы бороться те люди, которые верили – кто-то в Бога, кто-то в друга, кто-то в свою семью. Любая тюрьма по сравнению с концлагерем — санаторий, так что если вернуть людям веру (точнее – если они сами ее вернут), они перестанут себя убивать за решеткой.
