— Здравствуйте, Алексей. Как жизнь?
— Вы третий, кто меня сегодня об этом спрашивает. Да все хорошо.
— Появилась информация, что вас уволили из-за вашего интервью телеканалу по делу Михаила Ефремова…
— Я понял. Вам интересно, чем я занимаюсь? Ничем. Лежу, в приставку играю. Ничем не занимаюсь, я уже полгода, как на пенсии.
— Скучаете по службе?
— Честно, не хватает, конечно, органов. Скучаю по движухе, по ночным выездам. Сейчас никто не разбудит посреди ночи и не прикажет срочно на место аварии выезжать.
— Вернуться не планируете?
— Иногда посещают мысли. Но прям уж так, чтобы грустить по службе, такого нет, не грущу.
— А давайте начистоту? Вы сами уволились? Из-за чего, скажите, ведь сейчас уже можно?
— Расследование дела и увольнение не связанные вещи. Правда. Как и мое интервью телеканалу тут не при чем. То, что Пашаев выступает и рассказывает об этом, не соответствует действительности. Чтобы вы понимали, у меня 24 года выслуги было. Уйти на пенсию я мог после 20. Четыре года я работал в свое удовольствие. Просто наступило то время, когда я понял, что хочу уйти. Для справки вам, уволился я после приговора. Сам. С 29 октября официально покинул ряды сотрудников внутренних дел, а до этого был в отпуске. И ещё, дело Ефремова не было моим последним делом, направленным в суд. После него, я направил ещё одно такое же дело по 264-й (статья УК РФ «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств», — Авт.). Аналогичное, только там не было резонанса.
— О резонансе. Следили за тем, что творилось на суде над Михаилом Ефремовым?
— Конечно, следил. Мы и с коллегами бурно обсуждали дело. Хоть и расследовал я его фактически единолично, но работал весь наш восьмой отдел, даже руководители. Без их помощи, конечно, я бы не закончил расследование так быстро. Так вот, сомнений в том, что приговор будет обвинительным, ещё до суда ни у кого из нас, кто видел материалы, не было. Вина была полностью доказана, Михаил был за рулем. О возвращении дела речи и идти не могло. А вообще, если интересно с точки зрения следователя – это обычное дело, не сложное. Просто оно получило широкий резонанс. Почему? На эту тему тоже было много дискуссий. Я утверждаю, что такого громкого дела последние 5-7 лет не было. Мне приводили в пример историю футболистов Кокорина и Мамаева. Но я, как человек максимально далекий от футбола, на улице бы и не узнал никогда этих ребят, а вот Ефремова бы узнал. Как и большинство у нас в стране. Считаю, что такой резонанс именно поэтому.
— Не дала ли всенародная слава Михаила обратный эффект?
— Сложно сказать, но, возможно, с какой-то стороны, роль сыграл его образ. Причем речь не о сценическом амплуа, а об образе жизни. У меня родители даже ходили в театр и говорили, что он там был пьяный. Эпатаж и вседозволенность могли отвернуть от него людей.
— Кстати, как вам было работать с таким лихим обвиняемым?
— У меня остались приятные чувства от общения с Ефремовым. Сложилось впечатление, что он нормальный и адекватный мужик без звездной болезни. Вменяемый, без понтов и амбиций. Говорил со мной на равных, не разделяя на челядь и мировых знаменитостей. Нормальный мужик, которого мне жалко по-человечески. Как и любого, попавшего в такую ситуацию.
— Не показалось ли вам, что Михаил пытался избежать ответственности?
— Сказать, что пытался или не пытался избежать – не правильно. Любой, оказавшись в его ситуации, захочет избежать наказания и это естественный инстинкт самосохранения.
— Как относитесь к тому, что из дела устроили адвокаты?
— Давать оценку их работе – некорректно. Все четыре адвоката (Эльман Пашаев, Елизавета Шаргородская и представители потерпевших Александр Добровинский и Ирина Хайруллина) – в моем присутствии вели себя очень корректно, грамотно и профессионально. Издевок и оскорблений не было. При мне фарса не было, да и устраивать его было бы бессмысленно, так как меня такое не трогает.
— Вас никак не поощрили по итогам расследования?
— Нет, конечно (смеется). Дело-то вполне заурядное для нас, следователей. Просто страна его так восприняла. Подвига я не совершал, просто сделал свою работу. Сложностей в расследовании не было. Были гораздо сложнее дела, и резонансные, с погибшими детьми, с большим количеством погибших.
— Может кто-то на вас давление оказывал?
— Нет, со мной никто не связывался. Был момент, в Сети выложили про меня нелицеприятную информацию. Но я отношусь к этому по принципу: собака лает, караван идет.
— Наркотическое дело вы тоже расследовали?
— По факту были выделены материалы в отдельное производство, и я только возбуждал дело по 228-й (Статья УК РФ «Незаконное приобретение, хранение, изготовление, переработка наркотических средств», — Авт.). А потом сразу передал коллегам в 13-й отдел ГСУ, где следователи специализируются на расследовании таких дел. Я даже не допрашивал на эту тему Ефремова.
— А по «лжесвидетелям»?
— Когда вышел из отпуска, был такой разговор, чтобы заняться мне, но я всю жизнь расследовал ДТП, и расследовать ещё это дело не было ни возможности, ни времени.
— Что думаете по поводу это троицы, пытавшейся выгородить артиста в суде?
— Впервые я увидел их на телешоу, и ни разу ни с кем из них не общался. На мой взгляд, суд не принял во внимание их показания вот почему. Джигурда кричал, что в округе 42 камеры и, мол, ни одного убедительного видео. Да, это так. Камер там действительно 42. Но почти все они на офисных зданиях. Представьте, вы их владелец, зачем вам направлять их на Садовое? Фактически было 2 камеры, направленные на место ДТП и одна с проезжающего мимо автобуса. Есть четкая запись, где видно людей, которые первыми подбежали. Это все изучалось в суде и свидетелей Кобца и Гаева попросили найти себя на этом видео. При этом, до этого были допрошены те, кто реально подбежали первыми и есть на видео. А свидетелей защиты не было, они не нашли себя. Это был первый провал. А потом ещё и противоречия в показаниях.