России не следует отвечать на каждую санкционную меру Евросоюза. Об этом «Известиям» заявили в Госдуме, комментируя новые европейские ограничения, введенные в рамках механизма по защите прав человека. На этот раз в стоп-лист ЕС попали два российских гражданина — члены руководства Чечни. Вместе с ними в списке оказались граждане Китая, КНДР, Ливии и Судана.
Новая норма
22 марта в Брюсселе прошла встреча министров иностранных дел государств Евросоюза. Она стала своего рода плацдармом к саммиту ЕС, который состоится через несколько дней — 25 и 26 марта. Одним из ключевых эпизодов этой встречи стало введение санкций в отношении граждан Китая, КНДР, Ливии, России и Судана — их имена опубликованы в Официальном журнале ЕС. Юридическую основу этого решения составил глобальный режим санкций за нарушение прав человека, который вступил в силу в декабре 2020-го и по своей сути аналогичен американскому «акту Магнитского». В отдельный санкционный список вошли 11 граждан Мьянмы, «ответственных за военный переворот» в стране в начале февраля 2021 года.
Впервые этим механизмом ЕС воспользовался 2 марта 2021-го. Тогда в черный список вошли четыре высокопоставленных представителя российской правоохранительной системы — генпрокурор Игорь Краснов, глава Следственного комитета Александр Бастрыкин, глава Федеральной службы исполнения наказаний Александр Калашников и командующий Росгвардией Виктор Золотов. По оценке Евросоюза, они виновны в нарушении прав человека, поскольку причастны к вынесению обвинительного приговора Алексею Навальному.
В России историю с введением санкций воспринимают как новую норму и константу в отношениях с западными странами.
В российском МИДе общую ситуацию вокруг европейских санкций прокомментировали еще до того, как стало официально известно о новых ограничениях. Как заявил замминистра иностранных дел РФ Александр Грушко, такие шаги ставят сотрудничество Москвы и Брюсселя под сомнение.
— Мы видим, что эти санкции используются для вмешательства во внутренние дела, чтобы диктовать условия отечественным и судебным, и правоохранительным органам. Всё это подвело наши отношения к опасной черте, когда сама возможность какого-либо сотрудничества с ЕС оказалась под вопросом, — сказал он, выступая в комитете Госдумы по международным делам на круглом столе по теме «Россия — Европа: реалии и перспективы».
Дипломат отметил: в скором времени Москва объявит о своих ответных мерах. Правда, они коснутся не новых ограничений, а тех санкций, что Евросоюз одобрил 2 марта. О том, будет ли РФ вводить ответные рестрикции за включение в стоп-лист жителей Чечни, пока неизвестно. В Госдуме считают, что реагировать надо только на самые крупные и болезненные удары, которые могут быть нанесены по РФ из-за рубежа.
— Именно в этих случаях нужны способы реагирования. Чем эффективнее эти шаги будут, тем будет лучше, — отметил Дмитрий Новиков. — Размениваться на все заявления или точечные решения нет никакого смысла. Ответ должен быть один. Как сюжет недружественности Запада это может быть использовано теми, кто формирует политику, а реагировать на государственном уровне не стоит.
В Китае, чьих граждан Брюссель включил в черный список за преследование уйгуров в районе Синьцзян (санкции в этот день также ввели США и Великобритания), на европейские меры уже ответили, включив в свой стоп-лист 10 членов Европарламента, европейских ученых и политиков, а также четыре юрлица ЕС. Согласно заявлению МИД КНР, так Пекин реагирует на вмешательство Евросоюза во внутренние дела Синьцзяна. Если Брюссель «не прекратит политику двойных стандартов в сфере прав человека», КНР пойдет на дальнейшие действия, подчеркнули в китайском внешнеполитическом ведомстве.
По оценке экспертов, хотя введение санкций уже стало рутиной, не реагировать на него всё же нельзя. Вопрос в том, какой именно будет эта реакция.
— Можно отвечать символически — как, например, в России вводятся визовые санкции, но не вводятся блокирующие финансовые. Большой вопрос: останавливаться на этом или идти дальше, — отметил Иван Тимофеев. — Можно создать свой механизм санкций по правам человека, чтобы применять его тогда, когда происходит, к примеру, условный разгон условной демонстрации в какой-либо западной стране.
Другое дело, зачем это делать с прагматической точки зрения и какие политические результаты это даст, подытожил эксперт.
