: Unsplash
Об этом не скажешь по её достижениям – докторская степень от Кембриджского университета, автобиография-бестселлер, – но большую часть жизни окружение Тары Вестовер отнюдь не благоприятствовало её интеллектуальным устремлениям. Если наши родители приходили в восторг, когда находили нас за книгой, то Тару родители наказывали.
Детство Тары прошло в семье выживальщиков в отдалённом уголке штата Айдахо, в условиях изоляции и физического труда. Её отец был радикальным религиозным коспирологом, строго-настрого запрещавшим ей посещать школу и общаться с другими детьми. Она была вынуждена проводить свои юные годы на опасном семейном дворе, разбирая старые автомобили на металлолом. При частых несчастных случаях – будь то вонзившийся в ногу металлический стержень или ожог третьей степени – единственным лекарством были травы её матери, так как врачи также были запрещены.
Но больше всего юную Тару тяготил семейный запрет на книги – за исключением Библии, конечно. Не в состоянии сдерживать свой пытливый ум, она взбунтовалась против своего властного отца и стала тайно поглощать литературу. Дикие миры, оживавшие на страницах, безмерно восхищали её, потому что они так сильно отличались от её собственного стеснённого существования. Она читала везде и всегда – в подвале, прячась за диваном, или ночью, буквально воткнувшись в книгу, так как единственным источником света была луна.
И риск оправдал себя. В шестнадцать лет, не имея формального школьного образования, Тара сдала вступительные экзамены в университет и бежала из ставшего настоящей тюрьмой дома.
Глубоко личная битва Тары Вестовер с законодателями её детства – родителями – имеет множество исторических параллелей в масштабах общества. На всех важных этапах морального и этического развития человечества небольшие сообщества с необычным видением будущего неизбежно сталкивались с господствующими правилами настоящего.
Вспомните небольшую группу идеалистов, восставших против тиранической Римской империи, чтобы распространять христианство. Или учёных, сожжённых на костре за пролитый свет на подлинные механизмы вселенной. Или хирургов, которые, рискуя своими средствами к существованию, прокрадывались в морги, чтобы изучать человеческую анатомию, когда вскрытие было запрещено. Или же вспомните, что Соединённые Штаты Америки родилась в результате бунта, поскольку Декларация независимости открыто нарушала британские законы.
Конечно, история не закончилась – даже сейчас есть люди, идущие вразрез с общепринятым положением вещей, потому что их ценности опережают законы. Это может быть гомосексуальная пара, выражающая свою любовь при репрессивном режиме. Это может быть сын, помогающий отцу достойно покинуть этот мир в государстве, приравнивающем эвтаназию к убийству. Смею утверждать, что это может быть даже девушка, которой, наконец, удалось побороть депрессию с помощью всё ещё запрещённых психоделиков.
Урок прост: продвижение нашего общества к более справедливому миру зависит от его смелости действовать наперекор собственным несправедливым законам.
Специалисты, изучающие теорию оптимизации – науку об условиях, при которых система, будь то глобальная экономика или маленькая колония муравьёв, достигает оптимального состояния, – называют это компромиссом между исследованием и эксплуатацией. Это извечная дилемма между исследованием новых возможностей и эксплуатацией старых достоверностей.
Придавать слишком большой вес одному лишь исследованию – значит предаваться опасному идеализму. Результатом будет упрямый отказ принимать какую-либо конституцию, что ведёт к анархии. Печальные последствия чрезмерного бунтарского пыла можно было увидеть во время Великой французской революции, когда повстанцы сами губили себя.
Французская буржуазия в итоге избавилась от тирании. Исполненный благих намерений, но фатально нерешительный Людовик XVI, его эффектная жена Мария-Антуанетта и большая часть их двора были обезглавлены. После падения монархии настало самое время создать республику, за которую так боролись. Но не тут-то было. Бои продолжались ещё почти год, потому что смертоносно безрассудная толпа видела тирана в каждом, кто предлагал новую, более справедливую конституцию, и незамедлительно его казнила. Ни один из предлагавшихся законов, каким бы справедливым он ни был, не отвечал туманным идеалам революционеров. Общество в режиме тотального исследования – это общество в хаосе.
С другой стороны, жёсткая эксплуатация устоявшегося порядка – не допускающая отклонений от закона, чтобы достичь максимального подчинения, – не оставляет простора для нравственного прогресса. В мире, где законы никогда не нарушаются, нашим ценностям не бросается вызов, ибо первые отражают последние и постоянно от них отстают.
Такой мир – это мир негласной тирании. Если не в пространстве, то определённо во времени, поскольку мы принуждаем потомков следовать неполным правилам своих предков. Точно так же как у нас вызывают отвращение варварские устои древних римлян – женоненавистничество, рабовладение, преобладающая жестокость, идеально воплощённая в Колизее, – наши потомки будут приходить в ужас от несправедливости нашей судебной системы, которую мы сейчас не замечаем.
Поэтому очевидно, что к справедливому обществу ведёт срединный путь, не впадающий ни в одну из опасных крайностей. Это путь, поддерживающий осторожное равновесие между строгими предписаниями и пренебрежением ими. В таком ракурсе существование скрытой преступности – это не изъян системы, а её преимущество.
Необходимые посягательства со стороны устоявшегося порядка действенны только в обществе, которое допускает определённое послабление в отношении нарушений его правил. Иногда проступки должны оставаться безнаказанными, чтобы у людей сохранялось желание тестировать границы текущих принципов и чтобы такое продуктивное рвение имело шанс оставаться незамеченным достаточно долго, чтобы приобрести размах и дать нам толчок вперёд.
Краеугольный камень такого существенного несовершенства – конфиденциальность.
Если бы у неё не было возможности действовать тайно, Тара Вестовер до сих пор дни напролёт сортировала бы металлолом. Если бы мы были лишены надежды на то, что несправедливые правила можно украдкой нарушать, то у нас не было бы катализаторов для изменений. Часто громче всех призывают к освобождению те, кого наиболее явно притесняют, кто знает, за что борется, не только в теории, но на практике, – например, разлучённые гомосексуальные пары или жертвы изнасилования, осуждённые за аборт.
Понимая эту тесную связь между общественным прогрессом и конфиденциальностью, Отцы-основатели США заложили право на последнюю в саму основу своего новообразованного государства. В американской Конституции звучит лейтмотив о том, что работа правоохранителей должна быть намеренно усложнена, а не упрощена, благодаря предусмотренным послаблениям, позволяющим вызревать реформаторским мятежам. Пять из десяти поправок в Билле о правах касаются намеренного создания неэффективностей и ограничений для способности государства применять свою власть и вести надзор.
Это особенно очевидно в Четвёртой поправке, запрещающей необоснованные обыски, задержания и конфискации и допускающей их только «при наличии достаточного основания… при этом ордер должен содержать подробное описание места, подлежащего обыску, и лиц или предметов, подлежащих аресту». Именно из-за этой поправки иногда явно виновный преступник остаётся на свободе, потому что орудие убийства было найдено при необоснованном обыске, а следовательно, не может служить уликой. Если вы считаете, что это несправедливо, то подумайте о том, что по этой же причине полицейские, приехавшие по другому вызову, не могут арестовать мужа, если обнаружат, что он выращивает марихуану, чтобы лечить свою жену от эпилепсии.
С каждым днём мы теряем нашу фундаментальную свободу оставаться незамеченными. Наше право на конфиденциальность нарушается так грубо, что привлечение к этому внимания уже стало банальностью. Ни для кого не новость, что социальные сети делают наши «частные» сообщения доступными кому угодно, что наши разговоры записываются виртуальными ассистентами, а наши дома просматриваются через веб-камеры. Тотальная слежка.
Конечно, в настоящее время непрестанная слежка не сопровождается массовыми преследованиями. Вряд ли к нам вломятся спецслужбы сразу после того, как в их базу данных с нашего телефона тайком будет загружено частное видео, на котором мы курим травку. Но, позволяя постоянно нарушать нашу конфиденциальность, мы делаем подобное всё более вероятным. Это всё равно что разрешить полицейским постоянно находиться у тебя дома и фиксировать каждый твой шаг. Сейчас у них есть приказ не обращать внимания на наши частные проступки, но для более жёсткой реакции достаточно подписи одного политика.
Никогда не знаешь, когда какой-нибудь инцидент вроде терактов 11 сентября 2001 г., когда массы из-за возмущения действуют нерационально, может спровоцировать такую реакцию. Существует много прецедентов, когда в неспокойные времена принимались крайне ошибочные политические решения, но, пожалуй, самый актуальный пример – это бесславное вторжение США в Ирак. Конечно, если бы мы позволили повсеместно угнетать себя на основании «частной» информации, не было бы последующих движений, способных свергнуть недальновидную власть, так как подполье, в котором они исторически зарождались, оказалось бы на виду.
Более того, если бы никто не напоминал нам об утраченных свободах, мы бы вскоре вообще их забыли. Не зная ничего лучшего, общество по умолчанию выбирало бы слепое послушание и было бы вполне довольно своим застоем. В этом смысле оно напоминало бы не столько «1984» Оруэлла, где тирания открыта и прямолинейна, сколько «Дивный новый мир» Хаксли, где линия между подчинением и свободой размыта и субъективна.
Вопрос конфиденциальности сравним с изменениями климата, где наша небрежность ведёт к многочисленным последствиям в будущем. В обоих случаях нужно сначала признать, что мы жили беспечно, после чего пожертвовать многими удобствами, которые мы сегодня принимаем как должное, чтобы получить более надёжное будущее.
Одно из удобств, с которыми нам следует расстаться, – это бесплатный характер интернет-платформ. Нынешняя рекламная бизнес-модель Google и Facebook мотивирует их злоупотреблять доверием пользователей. При такой системе успех цифровых гигантов зависит от целевой рекламы, и, соответственно, их доходы прямо пропорциональны точности, с которой они способны измерить предпочтения пользователей.
В значительной степени именно наша собственная жадность – нежелание открыто платить за потребляемые услуги – привела к массовому сбору наших персональных данных. Если бы мы все вместе выбрали мир, где поисковые системы и социальные сети действуют по принципу подписки, подсчёт рисков и вознаграждений, который они проводят, прежде чем решить, шпионить ли за нами, определённо был бы в нашу пользу. Как писал драматург Бертольд Брехт: «Сначала – полный желудок, затем – мораль».
Вторая жертва, которую следует принести в битве за возвращение нашей конфиденциальности, – это скорость, с которой сейчас прогрессируют области, требующие огромного количества данных, такие как искусственный интеллект и робототехника. Виртуальные ассистенты, такие как Amazon Alexa и Google Duplex, способны казаться настолько реальными только потому, что мы позволяем им подслушивать разговоры, происходящие у нас дома.
В этом нет ничего самого по себе неправильного, но нам нужна полная уверенность, что персональная информация, используемая для обучения подобных систем, нигде не сохраняется и не анализируется. Необходимо сосредоточиться на разработке систем, хитроумно сочетающих коммуникационные процессы с криптографией, чтобы защитить наши данные от посторонних глаз (математически доказуемым образом) без потерь в их пригодности для алгоритмического обучения. Вообще говоря, такие методы уже существуют, но их применение ограничено, в том числе из-за недостаточного общественного давления.
Интересное по теме: Блокчейн для интернета вещей
Не сразу очевидный характер проблемы, контраст между причиной – разрешением следить за нами на индивидуальном уровне в настоящем – и следствием – моральным застоем в масштабах общества в будущем, – вытесняет конфиденциальность на второй план среди важнейших вопросов современности. Из-за нашей неспособности смотреть дальше собственного носа и непосредственного настоящего мы не в состоянии сделать шаг от личной причины до безличного следствия. Мы останавливаемся на полпути, ошибочно полагая, что конфиденциальность актуальна только для преступников и сомнительных личностей.
Я сам когда-то кричал на каждом углу: «Конфиденциальность меня не заботит, потому что мне нечего скрывать!». Я и не подозревал, что это так же глупо, как заявить: «Меня не волнует свобода слова, потому что мне нечего сказать!».
Некоторое время назад мы запустили серию статей, посвящённых проблеме конфиденциальности. Так как значительную часть дня все мы проводим в интернете, пожалуй, стоит начать защищать свою приватность именно с него. Поэтому мы рекомендуем вам как можно скорее ознакомиться с нашей статьёй «Руководство по VPN для начинающих», и подобрать себе хороший VPN-Сервис.
Вы всегда можете поблагодарить переводчика за проделанную работу: BTC: 3ECjCH5tPoyDCqHGCXfiiiLZQ3tVGzCSxB ETH: 0xf45a9988c71363b717E48645A412D1eDa0342e7E
